Я никогда не был способен оставаться средним учеником. Я либо выглядел недоступным для какого-либо обучения, словно бы демонстрируя полную и непроходимую тупость, либо набрасывался на учёбу с таким исступлением, упорством и жаждой знания, которые приводили в недоумение всех. Но чтобы пробудить во мне подобное рвение, надо было предложить нечто, что мне понравилось бы. Соблазнённый приманкой, я демонстрировал прямо-таки ненасытный голод.
* * *
Единственное различие между мной и сумасшедшим состоит в том, что я не сумасшедший.
* * *
Ещё в отрочестве, узнав, что Мигель де Сервантес, написавший во славу Испании своего бессмертного «Дон Кихота», умер в беспросветной нищете, а Христофор Колумб, открывший Новый Свет, кончил жизнь не только нищим, но вдобавок ещё и в тюрьме, - так вот, повторяю, ещё в отрочестве присущее мне благоразумие настоятельно порекомендовало мне заблаговременно исполнить две вещи:
1. Как можно раньше отсидеть в тюрьме. И это было исполнено.
2. С минимальной затратой труда стать мультимиллионером. И это тоже исполнено.
* * *
Дети никогда меня особенно не интересовали, но вот что меня совершенно не интересует, так это живопись детей. Ребёнок-художник знает, что картина его написана плохо, и он же, ребёнок-критик, также знает, что он знает, что она написана плохо. И тогда у ребёнка-художника-критика, который знает, что он знает, что картина го написана плохо, остаётся единственная возможность: утверждать, что она написана замечательно.
* * *
Однажды вечером в конце июня мальчик гулял со своей мамой. С неба дождём падали звёзды. Мальчик подобрал одну и в ладошке принёс домой. Там он положил её на ночной столик и накрыл, чтобы она не убежала, стаканом. А проснувшись утром, закричал от ужаса: ночью червяк сожрал его звезду!
* * *
Мне нанесли визит два инженера, и оба идиоты. Я слышал их разговор, пока они спускались по склону. Один втолковывал другому, что он обожает ели.
- Порт-Льигат какой-то голый, - говорил он. – Я люблю ели, и вовсе даже не за тенистость, мне тень не нужна. Мне просто нравится смотреть на них. Если я не вижу елей, лето для меня не существует.
Я подумал: «Ну, погоди! Я тебе покажу ели!» Принял я их обоих весьма любезно и даже сдерживался во время беседы, состоявшей сплошь из общих мест. Они были мне чрезвычайно признательны, а когда я их проводил на террасу, увидели лежащий там монументальный слоновий череп.
- Что это? – интересуется один из них.
- Череп слона, - отвечаю я. – Я безумно люблю слоновьи черепа. Просто не могу обходиться без них. Без слоновьего черепа для меня и лето не лето.
* * *
Живописец, ты – не оратор! Поэтому заткнись и пиши!
* * *
С младых ногтей, с раннего детства у меня была вредная наклонность считать себя отличным от всех прочих смертных. Да и сейчас мне прекрасно удаётся оставаться в этой убеждённости.
* * *
…Уже в отрочестве был у меня такой порок – считать, что я могу позволить себе всё, что угодно, по одной просто причине, что зовут меня Сальвадор Дали. С той поры, то есть на протяжении всей моей жизни, я так и веду себя, и у меня это вполне получается.
* * *
Критика – высокое искусство. Только гении достойны быть критиками.
* * *
- Вас ничто не удивляет? Положим. Но вообразите себе вот такой случай. Полночь, а на горизонте появляется проблеск, возвещающий утреннюю зарю. Вы напряжённо всматриваетесь и вдруг видите, что всходит солнце. В полночь! Вас бы и это не удивило?
- Нет, - ответил я. – Это меня нисколечко не удивило бы.
Барселонский часовщик воскликнул:
- А вот меня бы удивило! Причём до такой степени, что я решил бы, что сошёл с ума.
И тут Сальвадор Дали процедил им в ответ лапидарнейшую фразу из тех, тайну которых знает только он:
- А вот я, совсем напротив, решил бы, что с ума сошло солнце.
©Сальвадор Дали, «Дневник гения»